Дикость ситуации заключается в том, что умер даже не актер, а вымышленный персонаж. Словно зрители и в самом деле разучились отличать правду и вымысел, представители Peloton начали оправдываться за смерть, которой никогда не было. С официальным заявлением выступил их кардиолог, который провел ликбез: мол, персонаж умер не потому, что сценаристам понадобился резкий сюжетный поворот, чтобы оживить всю эту историю, а потому что Биг вел экстравагантный образ жизни, злоупотреблял коктейлями, сигарами и большими стейками. Поправка: он мог бы вести какой угодно образ жизни, если бы существовал. Странно, что «Пелотону» не предъявили за то, что герой-любовник согласно сценарию вел себя по отношению к возлюбленной как свинья на протяжении шести сезонов.
Марк Цукерберг грозится стереть границу между миром реальным и вымышленным с помощью своей метавселенной. Но по факту мы уже переехали в цифровое прекрасное далеко, хоть и не вполне еще это осознали. И правы эксперты, которые говорят, что пришествие 3D-аватаров погоды не изменит — все уже случилось.
И в этой реальности, как ее ни назови, судьбы персонажей сериалов и посты в соцсетях ощутимо влияют на нашу жизнь, как если бы речь шла о конкретных людях и их действиях. Экономика и так структура хрупкая, подверженная болезням, терзаемая разного рода напастями. А теперь помимо вполне привычных войн, эпидемий, политических коалиций и схематозничества сильных мира сего появляется еще и такой неконтролируемый фактор, как твоя цифровая сущность, которая будто бы отделилась от оригинала и живет своей жизнью. Предугадать, что будет твориться с твоим цифровым двойником, в чей «Твиттер» он случайно залетит практически невозможно. Достаточно вспомнить, что творится с котировками после постов Маска и Трампа. Там, где граница между навью и явью стерта, — царит анархия, как в первый день сотворения мира.
Американский социолог и философ Арджун Аппадураи в начале 1990-х создал теорию вымышленных миров, согласно которой человечество утратит привязку социальных процессов к физическому пространству. По мнению Арджуна, произойти это должно было в результате глобализации, но я бы добавила: и цифровизации.
Сегодня мы вполне осознанно наделяем ценностью воображаемое и охотно платим за эти фантазии. Биткоины, чья стоимость не подкреплена вообще ничем, кроме того, что мы вроде как решили, что они ценны (но это не точно). Игры, в которых продается оружие, которым нельзя причинить вреда. NFT-картины, к которым нельзя прикоснуться. Киберодежда, которую нельзя надеть, от которой «отщипнули» ее основные функции прикрыть наготу и согреть, оставив лишь чистое искусство: красоту и понты (в еще одной параллельной вселенной икнул покойный месье Ле Корбузье). Этот новый дивный мир торговли ничем не похож на продажу индульгенций. Тут вспоминается книга Жака Ле Гоффа «Средневековый мир воображаемого», в которой повествуется о восприятии окружающего средневековым обывателем, который тоже в значительной степени презрел мирское. Совсем как наши современники.
Кирпичик за кирпичиком строится новый, воображаемый Вавилон, где все — пост, где все — мета, и любой предмет или явление может оказаться не тем, чем кажется. Яркая тому иллюстрация — современное прочтение половой идентификации, где вообще-то не предусмотрено вариантов. Утверждение «Я женщина, не потому что у меня XX-хромосомы, а потому что так себя ощущаю» созвучно догме «Крипта ценна, потому что я ее таковою считаю». Есть популярная книга британского невролога Оливера Сакса «Человек, который принял жену за шляпу, и другие случаи из врачебной практики». В своем труде доктор среди прочих расстройств и выкрутасов психики описывает случай, когда преподаватель музыки со зрительной агнозией потерял способность узнавать предметы во всей их полноте, а выхватывал лишь общие формы и абстрактные очертания. Поглаживая гидрант, несчастный думал, что ласкает и щекочет ребенка, а взяв собственную жену за голову, пытался надеть ее как шляпу. Любопытно, что утратив способность воспринимать мир трезво, он не осознавал «недостачи», не скорбел по ней. Будто бы новое знание стерло саму память, а фантазии, казавшиеся еще вчера дикими, стали единственно возможной истиной.
