Массовой аудитории может показаться странным сочетание цифровизации и Росатома, потому что многие думают, что Росатом — это в первую очередь добыча урана, энергетика и ядерно-оружейный комплекс. Как к этому прикладывается цифровизация?
Очень просто прикладывается. Современное производство невозможно без цифровизации. К тому же, у Росатома она, что называется, в крови. С момента запрещения ядерных испытаний в 1963 году все исследования в этой сфере ведутся в рамках математического моделирования. Поэтому наша школа математического моделирования одна из самых сильных в мире. Но для того, чтобы реализовать ее потенциал, необходимы современные программные продукты. Кроме того, предприятия отрасли решают целый ряд других, не менее сложных задач. Поэтому Росатом давно и серьезно занимается цифровизацией.
Какие цифровые продукты вы готовы предложить бизнесу и обществу?
Практически все создаваемые предприятиями атомной отрасли цифровые продукты мы можем или планируем предложить рынку, поскольку в наше время сложно придумать что-то специфическое, исключительно для себя. Даже те продукты, которые мы делали для собственных потребностей — например, пакет программ инженерного анализа «ЛОГОС» — оказались актуальными для многих других сегментов экономики. Ведь такие же задачи по моделированию физических процессов стоят перед любым конструкторским бюро, любым промышленным предприятием, занимающимся производством высокотехнологичной продукции. Поэтому в течение последних нескольких лет мы, прежде всего, сфокусировались на продуктах математического моделирования. И последовательно вводим их на российский рынок.
Получается, вы двигаетесь от прикладной математики к реальным инженерным моделям?
Все верно. Кроме того, у нас есть крупные инфраструктурные цифровые проекты. Мы построили рядом с Калининской АЭС центр обработки данных — самый большой в Европе. Якорным арендатором и партнером в этом проекте выступает «Ростелеком». Совсем недавно мы заложили первый камень в основание еще одного ЦОД — в Иннополисе. Это элементы создаваемой Росатомом геораспределенной и катастрофоустойчивой сети центров обработки данных, опорные узлы которой будут размещаться рядом с атомными электростанциями.
Один из ваших проектов связан с технологиями «Умного города». У потребителя может сложиться мнение, что ваш «Умный город» — это закрытая экосистема для атомградов, таких как Саров, Курчатов? Или его можно масштабировать, например, на уровне Тюмени?
Конечно, его можно масштабировать. А по поводу закрытых городов хочу подчеркнуть: дело в том, что в таких городах гораздо лучше обкатывать наш комплекс «Умный город», потому что это более управляемая структура, а наша ответственность перед нашими же сотрудниками выше, чем у любого коммерческого поставщика, который просто приходит в какой-то город и реализует свой проект. Мы же заботимся о своих людях! Именно поэтому мы и пришли в эту область.
Где ваши решения уже внедрены?
Масштабное использование и внедрение наших технологий в сфере «Умного города», кроме закрытых городов, идет в Сахалинской и Мурманской областях, в Ставропольском крае и целом ряде других регионов. Причем мы используем подход так называемого «Бережливого умного города». То есть, занимаемся еще и процессом оптимизации управления городским хозяйством. Используем серьезные наработки, связанные с процессом организации работы самого Росатома. Эта методология сейчас принята в нашей стране за основу процесса обеспечения бережливого производства в других отраслях, потому общие принципы не имеют «атомной» специфики и достаточно широко применимы.
Вы подписали два соглашения с правительством. О чем в них идет речь?
Росатом очень тесно взаимодействует с государством в области передовых технологий. Если говорить непосредственно о цифровой тематике, то мы работаем над реализацией двух соглашений в рамках национальной программы «Цифровая экономика». Совместно с «Ростехом» мы участвуем в создании для российской экономики новых производственных технологий. Кроме того, Росатом принял на себя обязательство организовать работу по созданию в стране квантового компьютера. С этой целью мы привлекли к сотрудничеству все ключевые научные центры страны, совместно с ними сформировали и реализуем утвержденную дорожную карту. Важная задача — формирование системы поддержки этой деятельности, что предполагает подготовку кадров, реализацию программы информирования и развитие экосистемы квантовых вычислений в целом.
Проще говоря, чтобы появился квантовый компьютер, нужно все необходимое собрать в одном месте, чтобы это все заработало?
Да, нам необходимо объединить усилия разных научных групп, работающих по всей территории России. Помогать открывать новые лаборатории, а существующие — развивать. И… «полить их живой водой». Для того, чтобы эта работа стала эффективной.
Через сколько лет вы создадите квантовый компьютер?
В дорожной карте указана конкретная дата его появления: 2024 год. Это короткий срок. Сейчас мы активно работаем в этом направлении. В том числе, с нашими соотечественниками — исследователями, которые возвращаются из-за границы. Мы помогаем открывать лаборатории, сотрудничаем с зарубежными учеными. По сути, квантовый компьютер создается совместными усилиями международного сообщества.
В последние несколько лет государство ратует за импортозамещение, оказывает поддержку ИТ, телекому, другим технологичным отраслям. Параллельно с этим оно открывает наш рынок для зарубежных технологий. Вы не видите здесь противоречия?
Конкретно здесь противоречий я не вижу. Ведь для того, чтобы создать свои технологии мирового уровня, нужно не только знать, что существует в мире в этой области, но и уметь этим пользоваться. Поэтому доступ к зарубежным технологиям на нашем рынке должен быть. Сейчас мы работаем совместно с Минцифры и Минпромторгом над тем, чтобы сделать меры поддержки высокотехнологичных отраслей по-настоящему комплексными. С одной стороны, есть господдержка идеи цифрового импортозамещения. С другой, существуют ограничивающие факторы, которые не дают крупным предприятиям двигаться в этом направлении. Например, если госкомпания уже закупила импортное программное обеспечение, то не может просто взять и списать его, чтобы купить российское. Поскольку это будет расцениваться как нецелевое расходование средств.
Каков выход? Нужно разрабатывать схему ускоренной амортизации в случае перехода на российское ПО. Эту идею сейчас поддерживают на всех уровнях. Надеюсь, скоро будут приняты соответствующие нормативные акты. И тогда наша общая работа по импортозамещению станет легче. Хочется, чтобы любая российская компания, выбирая программное обеспечение или другую технологичную продукцию, выбирала бы наилучшее на рынке — и это оказался бы российский продукт. То есть задачу импортозамещения стоит понимать, как задачу обеспечения технологической независимости: нам нужно создать продукты реально мирового уровня и переходить именно на них. А создать их можно только совместно с разработчиками и потребителями.
Правда, что разработки Росатома активно применялись в области безопасности на спортивных мероприятиях?
Да, верно. У нас есть система контроля и управления доступом на объекты массового посещения — СКУД «Пилот», которая применялась на XXII Олимпийских зимних играх в Сочи, в финальной части чемпионата мира по футболу 2018 года, на Зимней универсиаде – 2019 в Красноярске, в рамках Российской Премьер-Лиги. Система продолжает работать на всех стадионах, на которых проходили соревнования. Это действительно умное решение, которое позволяет быстро организовать массовый вход людей и отслеживать их поведение внутри стадионов. С помощью нашей системы — в том числе, благодаря технологии распознавания лиц — службам безопасности удалось задержать людей, которые находились в международном розыске. Это ли не говорит о высоком уровне разработки?
Каким вы видите будущее Росатома?
Оно видится мне эффективным, умным, экологичным и цифровым. А его основой была и остается атомная наука.
