Строго говоря, здесь ситуация более драматическая, чем вы говорите. Потому что по значимым объектам КИИ нам предстоит перейти на отечественный софт уже к 1 января 2025 года. К счастью, мы в ВТБ занялись этим еще в 2019 году, когда проходила радикальная трансформация (речь идет о смене стратегии банка, — прим. ред.). Все системы, которые отвечают за взаимодействие с клиентами, мы начали создавать на микросервисной архитектуре, на открытом коде. То есть это наши собственные разработки с использованием отдельных модулей на открытом исходном коде. Эти заимствованные модули, разумеется, проходили специальные проверки на безопасность. Таким образом, весь фронтенд (пользовательский интерфейс, — прим. ред.) у нас свой.
Поэтому, когда в феврале 2022 года был объявлен курс на использование только российских элементов на объектах КИИ, наши наработки с 2019 года оказались для нас большим подспорьем.
Еще с 2019 года мы делали эту часть (фронтенд, — прим. ред.) на импортозамещенном стеке, поэтому она уже была готова. А так как фронтенд дифференцирует нас от других организаций, то именно на него мы делали основную ставку.
Для систем бэк-офиса (внутренние отделы, — прим. ред.) мы старались взять готовые решения, которые минимально настраивали под себя. Эта часть остается не импортозамещенной, и на ее доработку мы делаем основной фокус: проектируем, дорабатываем.
Банк обрабатывает большое количество операций, и новые системы должны быть многофункциональными и надежными. Нам пришлось пересмотреть архитектуру высоконагруженных систем и использовать открытые СУБД (система управления базами данных, — прим. ред.). Сейчас в качестве основной СУБД мы применяем PostgreSQL. Но для того, чтобы она справлялась с большим объемом транзакций, нужна специальная архитектура, потому что сама по себе СУБД недостаточно производительна для таких нагрузок. Мы называем это шардированием (англ. sharding — разделение баз данных на независимые сегменты, каждый из которых управляется отдельно, — прим. ред.).
Так что на дату 1 января 2025 года мы смотрим с осторожным оптимизмом. Кстати, расходы на российский софт у нас составляют более 82 % от всего бюджета ВТБ на программное обеспечение. Отечественными у нас являются 87 % СУБД, серверные приложения — на 70 %. Немного отстают системы виртуализации и контейнеризации: 40 % и 50 % соответственно. Но мы знаем, как наверстать. Так что мы уже давно не в начале пути.
Сложности заключаются в основном с высоконагруженными системами, в частности, с автоматизированной банковской системой. Именно поэтому появились послабления требований полного импортозамещения в отношении баз данных — был добавлен еще год, потому что российских аналогов используемых СУБД нет. Чтобы обеспечить производительность и надежность, нужно серьезно менять архитектуру — не просто мигрировать с одной базы данных на другую, а полностью перестроить и структуру данных, и структуру управления ими.
В нашем случае самостоятельно разрабатывать невозможно и нецелесообразно. Мы выбрали генерального партнера — холдинг «T1» — и плотно сотрудничаем с ним. В целом мы открыто взаимодействуем с любыми поставщиками программного обеспечения. Но для нас принципиально, чтобы решения партнеров были открыты для модификаций, чтобы нам был доступен исходный код. Это важно, потому что российский рынок ИТ-продуктов молодой и подвижный, разработчики разного масштаба предлагают решения, которые интересны для внедрения, но могут быть произведены относительно небольшой командой или эта компания может быть экономически неустойчива. Поэтому мы предпочитаем партнерские отношения при условии либо доступа к коду, либо его выкупа. Часто мы также берем в штат команды разработчиков, которые предложили нам перспективный для нас код.
Расскажу интересный кейс. В одном из наших дочерних банков сложилась патовая ситуация. Там закупили готовое решение для задач кол-центра у сторонней компании, а когда до внедрения оставался квартал, поставщик исчез, оставив все в полуразобранном состоянии. В итоге запуск был отменен. Поэтому нам крайне важен доступ к иходному коду.
Есть и другие кейсы, например, когда компания не справляется или плохо защитила свои права на код — и начинаются юридические споры. На ИТ-рынке происходит много интересного, и чтобы защитить себя и обеспечить непрерывность работы, которую от нас требует в том числе Центральный банк, мы стараемся сразу зафиксировать свои права на код, чтобы иметь возможность работать с ним самостоятельно в любой ситуации.
Высококлассные программисты в России всегда были, есть и, надеюсь, будут. У меня нет сомнений, что рано или поздно мы сделаем любой софт, но с электроникой ситуация более сложная: там более длительные циклы, требуются все более совершенные технологии, а они не появляются по щелчку пальца. На то, чтобы сделать высококачественную «железку», нужны годы. Сейчас не хватает высокопроизводительных серверов, систем хранения данных, и мы пытаемся заместить программные решения на стандартном «железе». Даже POS-терминал — казалось бы, несложная техника — а с их импортозамещением также есть сложности. С банкоматами тоже вопрос не решен до конца, есть определенные наработки, но компании не производят их в объеме, который требуется. Что касается сетевого оборудования, то разработан ряд неплохих «железок», которые можно использовать на локальных узлах, но если говорить про ядро сети, то отечественного высокопроизводительного оборудования для него все еще нет.
