Для описанного Николаем Тестоедовым подхода в российском автомобилестроении придумали термин «обратная модернизация». Это когда из штатной комплектации «Лады Гранты», или, допустим, «Весты», выкидывают ABS, ESP, подушки безопасности, электростеклоподъемники, модули «Эра Глонасс», чуть-чуть понижают ценник и отгружают дилерам. Такие машины, которые покупатели не именуют никак иначе, кроме «ободранных», способны перемещаться в пространстве, и не исключено, что во времени – понятно, лишь в одном направлении.
Именно такой ностальгический трип «back in USSR» случился со мной после рассказа главы «ИСС Решетнева» об обратной модернизации в спутникостроении. В средних классах я ходил в школьный радиокружок. Травил платы, скопированные из журнала «Радио», припаивал самые массовые в СССР транзисторы – КТ315 в ярких оранжевых корпусах, иногда – КТ815, реже – микросхемы К157УД2 или К1408УД2. В советской аудиоаппаратуре тогда можно было встретить импортные полупроводники – чехословацкие транзисторы Tesla, например. Но в основном было все свое и везде – от ЭВМ и магнитофонов до термореле на птицефабриках. 
Повторить этого не получится. Производство того же КТ315 в СССР наладили за два года, после того, как в 1966 году министр электронной промышленности СССР Шокин, по легенде, увидел в журнале Electronics заметку о появлении в США технологии выпуска массовых транзисторов с нарезкой кремниевых пластин на заранее структурированные кристаллы. КТ315 использовался в 95% советской схемотехники – от невыносимо уродливого магнитофона «Электроника 302» до нечеловечески прекрасного калькулятора «Электроника 68». И потому тогдашний Минэлектропром мог позволить себе заказать разработку полного производственного цикла компонентной базы – от оборудования для скрайбирования кремниевых пластин до автоматизированных паяльных линий. Одна и та же модель транзистора в СССР выпускалась десятилетиями и десятками миллионов и затраты на организацию производства в таких масштабах были вполне рентабельными. А с микросхемами у советской электронной промышленности уже тогда начались непреодолимые, как оказалось впоследствии, проблемы. Даже при необычайно узкой по сегодняшним меркам номенклатуре компонентов (к примеру, в ЭВМ ЕС-1020 было всего восемь типов микросхем серии 155) добиться хотя бы удовлетворительной надежности микросхем для ЭВМ заводы так и не смогли, а тема нарастающего отставания советских чипов от зарубежных регулярно выносилась на заседания Политбюро. _62b486026f7cb.jpg)
Фото: Sergey Frolov
Именно там, в 70-х и 80-х, корни причин, по которым все относительно современные проекты создания российской микроэлектроники разрабатывались с прицелом на зарубежные чиповые производства полного цикла – в России аналогичных просто не существует. Так, российский дизайн-центр «Байкал Электроникс» собирался к 2025 году получить от тайваньской TSMC 600 тыс. серверных процессоров Baikal-S по техпроцессу 16 нанометров. Проект серийного выпуска этого процессора архитектуры ARM, безусловно, прорыв для российской микроэлектроники. На нем в перспективе могли бы работать сотни тысяч серверов в российских дата-центрах, в которых сейчас используются Intel Xeon или AMD EPYC архитектуры x86. Разумеется, TSMC способна была выполнить этот заказ без напряжения – техпроцесс 16 нанометров не бог весть что для тайваньской компании, для которой основной стала к текущему моменту технология 7 нанометров (летом 2020 года TSMC сообщила об отгрузке 1 млрд 7-нанометровых чипов за 27 месяцев, прошедших с момента освоения этого техпроцесса).
Теперь, после отказа TSMC производить Baikal-S, как и другие перспективные чипы российских дизайн-центров, проект, по сообщениям СМИ, будет заморожен. В лучшем случае, если удастся реализовать планы кабмина, к 2030 году в РФ будет производство чипов по техпроцессу 28 нанометров. То есть никакого Baikal-S не удастся произвести в родимых пенатах и через восемь лет, если, конечно, дизайн-центр не проведет обратную модернизацию и не разработает версию под техпроцесс 28 нанометров. Иными словами, если фактически не создаст новый процессор под технологию 2010 года, которая у России будет в 2030. Захватывающие путешествия во времени, не так ли? Оплатит ли государство перемещения разработчиков по этим производственно-временным континиуумам? Не исключено, если учесть, что реализация нового нацпроекта по развитию микроэлектроники до 2030 года может стоить 3,19 трлн руб., а на создание производственной инфраструктуры и новых дизайн-центров планируется потратить 460 млрд руб. к тому же сроку. Разработчик «Байкалов» уже получил от Минпромторга субсидию в 5,64 млрд руб. на проектирование серверных процессоров нового поколения для облачных вычислений Baikal-S2, а до того, начиная с 2016 года, освоил субсидии в 3,07 млрд руб., по которым планировалось разработать и произвести серверные линейки в разных форм-факторах, ноутбуки, рабочие станции, процессоры для них и т.д. Правда, в конце прошлого Минпромторг через арбитраж обязал разработчика вернуть субсидии с неустойкой, потому что освоенные средства и реальное оборудование и компоненты пока находятся в разных версиях мультивселенной.
Примечательно здесь то, что планы на выпуск специализированных «облачных» Baikal-S2 тоже, с большой долей вероятности, теперь накроются медной… нет, не платой, а все-таки тазом. А с ними – и весь нацпроект «Цифровая экономика» с его опережающим развитием дата-центров, «облаков», искусственного интеллекта и больших данных. У «Цифровой экономики» и так все последние годы был самый низкий процент освоения ассигнованных на нее бюджетных средств, а теперь, скорее всего, об этой мегапрограмме стоит забыть – по крайней мере, в том виде, к какому привели ее многочисленные коррекции к началу года. И теперь уже совершенно очевидно, что развивать аппаратную базу, необходимую для того, чтобы весь этот прорывной софт из федеральных проектов в составе «Цифровой экономики» на физическом уровне загрузился и заработал, не получится и за счет импортного оборудования и компонентов, как это происходило все предыдущие годы. И проблема здесь не в сложностях параллельного импорта – с ним-то все как раз будет нормально. А в дефиците чипов на глобальном уровне, который раньше 2024 года, по свежим экспертным оценкам, преодолеть не удастся. В России проблема нехватки серверов приобрела сейчас настолько острый характер, что крупные холдинги вынуждены напрямую обращаться к главе Минцифры Максуту Шадаеву, чтобы он лично посодействовал в поиске на рынке необходимого количества оборудования. СМИ сообщали, что к такому антикризисному менеджменту вынужден был даже прибегнуть холдинг VK, который с его-то административным ресурсом, казалось бы, вообще не должен иметь проблем с серверами. А нет серверов – нет «Цифровой экономики».
С нацпроектом все плохо еще и потому, что обратная модернизация для сквозных технологий, на которых основана «Цифровая экономика», в принципе невозможна. Нейросеть на ПО для советских ЕС ЭВМ на процессорах К1810ВМ86 по техпроцессу 3 мкм (3 тыс. нанометров, Карл!) – отличный сюжет для стимпанка, но не более того.
И профильные вице-премьеры, и глава Минцифры на последних по времени крупных форумах с преобладающей «цифровой» повесткой - ЦИПРе и ПМЭФе – много говорили об импортозамещении ПО, экспортном потенциале софтверной индустрии, масштабных льготах для ИТ-отрасли. На этом фоне незамеченной осталась новость о том, что Минпромторг ожидает принятия летом этого года изменений в законодательстве, распространяющем льготы для ИТ-отрасли на разработчиков и производителей микроэлектроники. Российские дизайн-центры и производители не могут добиться этого решения два года.
И совсем никто не обратил внимание на то, что о «Цифровой экономике», равно как и о базовых для нее программах развития отечественной микроэлектроники ни на ЦИПРе, ни на ПМЭФе не говорилось вообще. Потому что о мертвых – либо хорошо, либо ничего.
